Тысячи детей с ожоговыми травмами оперируют в Москве в ДГКБ № 9 им. Н. Сперанского. Несмотря на то что количество операций по сравнению с минувшим десятилетием кратно не выросло, врачи отмечают рост числа пострадавших от химических ожогов. Подробности — в репортаже «Известий».
Не цепляйся — не обожжешься
Детский хирург высшей категории ожогового отделения № 1 ДГКБ № 9 имени Сперанского, к.м.н. Варвара Валерьевна Степанович очень спешит: в операционной медперсонал уже подготовил к операции 15-летнего ребенка с обожженными тканями тела и ждет только ее. «Зацепер, влез на крышу вагона электрички, ожог тела составляет 7%. Обгорели обе правые конечности. Типичная история для таких. Ситуация тяжелая, но к нам поступали дети в состоянии и потяжелее, чем у этого ребенка», — чеканит короткими фразами доктор Степанович.
Ребенком тут считается любой пациент от нуля до 18 лет, попадают они сюда разными путями и по разным причинам, приведшим к увечьям. Зацеперов, по больничной статистике, привозят немного: два-три человека в течение года, но зато их увечья могут стать пособием для студентов и, без преувеличения, ужасны. Почти за острые ощущения платят отсутствием тканей на лице и теле, многие врачи помнят одного парня, у которого обе ноги обгорели до костей. В случае с сегодняшним пациентом доктора Степанович всё относительно легче, но хирург из этических соображений воздерживается от подробностей. Впереди у решившего прокатиться верхом на электропоезде парня перевязки и многомесячная реабилитация. «Всем известно, что кататься на крышах составов нельзя, но многие решаются на риск. Не делали бы этого — не пришлось бы обжигаться», — подчеркивает доктор Степанович, как бы давая понять, что аудиенция с ней окончена.
Окна ее кабинета выходят на вертолетную площадку в больничном дворе. Говорят, ее используют пару раз в год. В основном больные приезжают либо сами, либо на «скорой». Отделений тут два: первое из 25 коек, где наблюдают и лечат детей в возрасте до трех лет, во втором, рассчитанном на 25 коек, лечат детей постарше, от трех до 18 лет. Оба отделения в основном обслуживают москвичей, но приехать сюда по медицинским показаниям может ребенок из любого российского региона, говорят врачи. Нередко консультации оказывают по телесвязи.
Когда-то здесь был малярийный госпиталь, потом детдом, а во время Великой Отечественной размещали раненых. В конце 40-х годов больница стала клинической базой кафедры педиатрии под руководством профессора Георгия Сперанского, которому и обязана своим названием, а с середины 60-х здесь обосновался НИИ педиатрии и детской хирургии. В конце 70-х годов здесь находился всесоюзный детский ожоговый центр, однако в последние годы он сократился до двух отделений городской детской больницы.
Перевязка и нервная встряска
Дарья Оборкина, тонкая голубоглазая блондинка, выглядит студенткой, но на самом деле она опытный детский хирург, специалист по лечению ожоговой травмы, давно окончила Второй медицинский, ординатуру и аспирантуру, пишет кандидатскую. Ежедневно через ее руки проходят десятки детей, за годы работы в этой больнице она научилась определять степень поражения очень быстро и знает, каких пациентов следует ждать в зависимости от времени года. Например, летом, в сезон отключений горячей воды, здесь становится больше пациентов с ожогами горячей водой из кастрюль с кипятком. С наступлением холодов преобладают пациенты, которые вылили на себя горячий чай или кофе.
Мы говорим на тесной больничной кухне, и дверь открывает медсестра — срочно нужно в перевязочную к двухгодовалой девочке с огромным алым пятном на левой ступне. Врач прерывает беседу, встает и идет в перевязочную, закрывает за собой дверь, оставив за ней посторонних и маму девочки.
Перевязка раны — это мучение для всех, и, чтобы не снижать болевой порог, детям их делают не чаще в два-три дня и с обезболиванием. Родителей при этом процессе в перевязочной не бывает. Оборкина не знает, кто и когда ввел это кажущееся жестоким со стороны правило, но говорит, что оно вполне разумно. «Вот он, «годовас» с травмой, которую надо обработать. А он видит маму, рвется к ней, и перевязка превращается в общее мучение, я в процессе могу травмировать его же собственные раны. Если мама находится за дверью, он, конечно, тоже будет громко плакать, но хотя бы не будет так активно двигаться, как мог бы. Мы непременно обезболиваем детей хорошими медикаментами, потому что если ребенок испытывает боль сегодня, завтра болевой порог еще снижается», — говорит Оборкина.
До 75% пациентов больницы имени Сперанского — это пациенты с ожогами горячей жидкостью. В 90-е годы сюда привозили немало пациентов, которые по неосторожности падали в открытые люки и обваривались горячей водой, получали ожоги, подпалив случайно найденную жидкость на стройке, и т.д. «Дети существовали вне дома, и травмы были соответствующие. А нынешние пациенты — это дети, получившие бытовой ожог, опрокинув на себя емкость с водой, супом, молоком, смесью для питания, воду для стерилизации бутылочек», — говорит Дарья Оборкина.
В последние годы участились еще и случаи так называемых контактных ожогов, которые дети получают, прикоснувшись к утюгу, конфорке или просто горячей батарее. Сейчас в отделении вместе с матерью лежит трехмесячный мальчик. «Кровать стояла у батареи, ребенок спал на ней рядом с матерью, и в какой-то момент он и батарея соприкоснулись, понимаете? Мы не знаем, сколько времени трехмесячный ребенок провел таким образом, но у него очень много ран, и все эти раны, к сожалению, очень глубокие, — говорит хирург Оборкина, показывая нам фото обожженного детского тельца с экрана телефона. — Видите эти черные корки? Это мертвые ткани, их можно снимать, делать пластику и замещать кожный покров».
«Я так больше не буду»
Остекленные боксы для трехлеток забиты детьми и их родителями, во время перевязки наполняются детскими слезами и напряжением. В одном из них лежит трехгодовалая Рита. Она, как и многие ее сверстники, вылила на себя материнскую кружку с горячей жидкостью, поэтому встречает свой день рождения (он, кстати, был в день нашего визита) в больничной палате, и пока мама заполняет согласие на фотосъемку, внимательно рассматривает незнакомцев на своей территории. У Риты обожжено туловище, хотя ожога под майкой не видно. Рита веселая, ей скоро домой. В соседней палате на кроватке в окружении матери и медсестры сидит ее рыдающая соседка, полуторагодовалая девочка, ей делают перевязку распухших обожженных пальчиков на руках.
Все родительские объяснения того, как обжегся их ребенок, можно уместить в двух словах: так получилось. Родители говорят, что им по крайней мере здесь никто не кидает обидное «недосмотрели», за что они благодарны. А зачем так говорить? Им и так плохо. Вот мама годовалой девочки, которой делают перевязку в специальной комнате. Она спокойно отдает ребенка и ждет, когда его вернут. «Отвернулась — она тут же перевернула на себя чашку с чаем. Ну кто тут виноват? Ну никто. Ребенок, он и есть ребенок», — спокойно говорит она.
Мама Артема Юлия рассказывает похожую историю, в которую 12 июня угодила она и ее трехлетний сын, крупный мальчик, очень подвижный, прыгающий с кровати на кровать. Ребенок смотрит на нас и постоянно произносит одну и ту же фразу: «Я так больше не буду». Артем перевернул на себя кастрюлю с варящимися на плите куриными яйцами, рядом была старшая сестра, мама тоже находилась в относительной близости, но добежать не успели. «Скорая» быстро приехала, нас из Кунцево на Шмидтовский проезд домчали быстро. Грудь обжег и плечи. Врачи помогли, спасибо им за многое», — говорит мама Артема.
Ожог получить совершенно неожиданно могут и подростки при окрашивании ногтей. Среди пациентов детского хирурга ожогового отделения № 1 Анны Лагутиной есть девочка с химическим ожогом в области голеностопа, полученного в процессе снятия лака. Не менее опасной может оказаться и краска для волос. «До ожога можно покрасить себе не только ногти, но и волосистую часть головы. Раны от такого ожога небольшие, но они находятся под омертвевшими тканями, что доставляет пациентам большой дискомфорт, потому что при химических ожогах раны глубже, повреждается подкожная клетчатка и дерма, такая рана заживает три недели», — говорит доктор Лагутина.
Ожоги у детей разные, и лечение тоже. Для детей с обширными, более 60% поверхности тела, ожогами используют специальную кровать-редактрон. Со стороны она напоминает большой гамак, но на самом деле это сложный врачебный инструмент. Под брезентом под потоком воздуха подается кинетический песок, ожоговые травмы не задеваются, создается противопролежневый эффект. Таких кроватей в больнице имени Сперанского семь: две находятся в отделении для детей и подростков, еще две — в отделении на втором этаже для маленьких ожогов и три — в отделении реанимации. Кровати могут заполниться за одни сутки. Ведь получить ожог — минутное дело, и всё готово к приему пациентов.