9 мая мы вспоминаем победителей – своих отцов, дедов, прадедов, которые отстояли нашу родину в Великой Отечественной войне. В каждой семье есть истории о тех тяжелых годах, которая передается из уст в уста, чтобы потомки не забывали и помнили, что пришлось пережить их родным в 1941-1945 годах, как далась Победа. Заведующий отделением детской урологии-андрологии больницы №9 им. Г.Н. Сперанского Олег Васильевич Староверов к великой дате написал пронзительный рассказ «Шоколадка». Историю своей семьи.
Шоколадка
Эта история произошла на самом деле.
Имена героев сохранены.
Шоколадка лежала на подоконнике, на листке плотной оберточной бумаги – большая, в две ладони, темно-коричневая плитка настоящего горького шоколада. Вася наслюнявил палец, осторожно собрал с бумаги шоколадные крошки и не спеша слизнул их сухими обветрившимися губами. В окне, быстро сгущавшиеся зимние сумерки уже окрасили холодными синими тенями большой армейский плац, слева от которого шел ряд щитов с плакатами, из которых на ближнем еще можно было различить солдата в каске с большой звездой, наперевес с винтовкой с примкнутым штыком. Справа синел ряд одноэтажных бараков, а впереди за деревьями шла черная полоса бетонного забора. Шел декабрь 1941 года. Вася был курсантом военного училища. В свои семнадцать лет он был хотя и высоким, но щуплым подростком, с носом «уточкой» и оттопыренными ушами, а тельняшка, бескозырка и черный бушлат делали его похожим на юнгу из романов Жюль-Верна. Но ждала его не флотская служба. В мае Вася закончил девятый класс средней школы, 22 июня началась война, а 20 июля он был призван курсантом в Военное училище летчиков морской авиации. Поэтому, несмотря на форму моряка, готовился он стать летчиком. Кормили курсантов хорошо, и шоколадка на подоконнике была из летного пайка.
Шоколадка была из другой жизни, из такой, какой она должна быть – без страшных сводок из репродуктора, без армейской формы, с мамой и сестрами. Вася был из большой семьи. Далеко, в подмосковном городе Люблино, его ждали три сестры и младший брат. Еще один брат, Сергей, воевал. Жили бедно. Мама не работала, с утра до позднего вечера занималась с младшими детьми, готовила, стирала, убирала, постоянно что-то чинила, шила или штопала. Вася очень скучал по маме. Он хотел вспомнить ее лицо, закрыл глаза, но почему-то виделись только ее руки – преждевременно состарившиеся, в морщинах, потрудившиеся на своем веку руки. Шоколадка и до войны была роскошью. Последний раз Вася ел шоколад, когда Сергей принес отцу с первой зарплаты чекушку водки, а братьям и сестрам две маленькие шоколадки. А потом гордо смотрел, как они делили шоколадки на равные дольки и ели с радостными глазами, жадно облизывая пальцы.
Очень хотелось домой, но редко, когда получалось даже и вспомнить о доме. Фронту нужны были летчики, выпуск готовили ускоренными темпами и с утра до вечера шли занятия, тренировки, начались и полеты. Только после отбоя, уже в койке часто вспоминалось, что-то из мирной жизни и становилось одиноко и тоскливо. Но последнее время все чаще перед сном Вася представлял себе пока еще далекую войну и себя за штурвалом бомбардировщика, с задачей потопить вражеский корабль. В момент атаки главным в самолете становился штурман, определяющий направление и производивший бомбометание, а летчик не имел права для выполнения задания сворачивать с выбранного направления. Бомба летела в борт корабля, а бомбардировщик проходил над кораблем, окутанным дымом и всполохами всех своих зенитных орудий. Выполнить задание и выжить шансов было мало. В училище приходили письма от курсантов осеннего выпуска. И все чаще со страшными словами о гибели друзей, не вернувшихся с боевых вылетов. Ночью Вася часто представлял себя за штурвалом бомбардировщика. Впереди фашистский корабль с бесчисленными дымками стреляющих по нему зениток. Штурман взял командование на себя и право лететь он имеет только прямо туда – на огрызающийся огнем корабль. А вдруг он струсит и отвернет? Эти мысли приходили к Васе все чаще и чаще. Вновь и вновь он вел самолет на корабль, на зенитки, стреляющие прямо в него в Васю и вновь, и вновь не знал – отвернет или нет.
Вася вздохнул и достал из кармана аккуратно сложенный листок бумаги. Это было письмо. Вася развернул его и в уже не первый раз стал читать. Письмо было от брата Сергея. Он писал, что легко ранен, лежит в госпитале в Москве, что рана не тяжелая, что он скоро поправится и снова отправится на фронт. Вася был горд, что у него такой брат. Настоящий герой. Дрался с фашистами, ранен и скоро снова будет воевать. Насчет, что рана легкая врет конечно. Мама писала, что Сергей ранен в голову, и рана тяжелая. Чтобы быстрее выздороветь, надо хорошо питаться. Их-то в училище кормят здорово, а в госпитале какая еда. Вася еще раз посмотрел на шоколадку, аккуратно завернул ее в бумагу, потом вложил ее в большой белый конверт и аккуратно написал адрес.
Сергей лежал в большой больничной палате на восемь коек. Вся голова, кроме лица, была обвязана бинтами. Голова уже не болела, но вставать еще было нельзя. Он подтянулся на локтях, положил подушку повыше и пододвинул поближе тумбочку с раскрытым треугольником армейского письма и с шоколадкой, лежащей на листке плотной оберточной бумаги. «От Васи», – подумал Сергей. – «Ребенок ведь еще совсем, а тоже скоро воевать». Сергею было 23 года, он был уже женат и работал на Люблинском механическом заводе. Когда началась война, казалось, что вот-вот и будет победа, что иначе и не может быть. Потом думалось, ну что же они там отступают. Казалось, попади он на фронт и все пойдет иначе. Уж он-то не побежит. На заводе делали снаряды и на Сергея распространялась бронь, но когда враг был на подступах к Москве, он написал заявление и ушел добровольцем в московское ополчение. Уже не было романтической жажды подвига, было спокойное мужское понимание пришедшей беды. Сергей шел сражаться, сражаться за родину, за жену, за еще не родившихся детей, за братьев и сестер. Их полк выгрузили где-то под Можайском. Весь день и полночи они вгрызались в промерзшую землю, а утром Сергей увидел впереди серые силуэты фашистских танков. Все, что потом запомнил Сергей, это что вдруг рядом стала приподниматься земля, она росла все выше, потом нестерпимый белый свет полоснул по глазам, и затем наступила темнота. Сергей потерял сознание. Очнулся он от нестерпимого холода. Руки и ноги не шевелились. А голова раскалывалась в тисках нестерпимой боли. Он застонал. «Здесь живой», – услышал он девичий, почти детский голос и последним усилием уходящего сознания успел разглядеть два силуэта на фоне сумрачного зимнего неба. Очнулся он уже в госпитале после операции и быстро пошел на поправку. Было ужасно обидно, и почему-то даже немножечко стыдно, что он, шедший сражаться, даже не сделал ни одного выстрела и Москву, получается, отстояли без него. Сергей еще раз посмотрел на шоколадку. На душе было тепло, что он не один, что где-то есть брат, который помнит о нем. А совсем рядом, в подмосковном Люблино, мама, отец, сестры. Он представил, как потеплеет взгляд матери, когда она увидит шоколадку, и как запрыгают от радости сестры и маленький братишка. Первый раз после ранения Сергей улыбался и на сердце было легко и радостно. Он завернул шоколадку в бумагу и громко позвал, вошедшую в палату сестру: «Сестричка, сестричка, будь добра, пошли посылочку по этому адресу». И протянул ей сложенный листок бумаги.
Наталья Антоновна сидела на табурете на кухне, а на столе перед ней на серой бумаге лежала большая плитка шоколада. «От старшенького моего», – легко вздохнула Наталья Антоновна. – «Видать, сердешный, на поправку пошел». Волнение ее выдавали только морщинистые, натруженные руки, непрерывно перебирающие смятый листок короткого письма, да одна слезинка, выкатившаяся из уголка глаза. Плакать она давно разучилась, жизнь была тяжелая и слез давно не осталось. Родилась Наталья Антоновна в Полтаве на Украине. В семнадцать лет вышла замуж. Родились дети – трое мальчиков и трое девочек. Жили не богато, но дружно, как многие в то время. Но голод на Украине 30-х годов нарушил привычное течение жизни. В поисках лучшей доли глава семьи Иван Егорович завербовался на большую стройку в Амурской области, и вся семья тронулась в путь. Ехали долго, через всю страну, проезжали десятки городов, городков и поселков, из которых запомнился один – подмосковное Люблино. Запомнился своим вокзальным изобилием: торговками с молоком, сметаной, вяленой рыбой, какими-то солениями в банках, пирожками и кольцами домашней колбасы. Жизнь на новом месте в Хабаровске не заладилась, а сохранившееся в душе воспоминание о райском, как всем показалось, земном уголке – городке Люблино, снова позвало в дорогу. Первый уехал глава семейства, на разведку. В городе Люблино было одно крупное, предприятие – Люблянский механический завод. Но вакансий практически не было. Каждое утро у проходной собиралась толпа мужиков, в надежде на временную любую работу, но это происходило не часто. Так было и в этот раз. Вышел мастер и объявил, что работы нет. Мужики не спеша стали расходится, и вскоре Иван Егорович остался один у закрытой двери заводской проходной. Идти было некуда. Так он и стоял у доски с заводскими объявлениями не двигаясь, и даже без мыслей в оцепенении отчаяния, когда вдруг дверь открылась, появился уже знакомый мастер. «Мужик, ты часом не плотник?» – вопрос мастера на пустой площади мог предназначаться только ему. «Плотник», – робко ответил Иван Егорович и почувствовал в груди появившееся слабое тепло надежды. «А не врешь?» – «Всю жизнь плотничаю, никто не жаловался», – голос Иван Егорыча окрепнул, и он постарался придать ему не напрашивающуюся убедительность. «Пойдешь плотником на завод? Наш, то Петрович запил». Это была удача! Работа была привычная, ему выдали комнату в бараке и вскоре семья переехала к нему. Со временем старший сын устроился на этот же завод, старшая дочка Мария училась в Медицинском институте в Москве, а младшие дети ходили в школу. Когда в июне началась война, Вася, средний сын, закончил с отличием девятый класс школы, а уже в конце июля был призван в военное училище морской авиации. Старший, Сергей, ушел в декабре 1941 года добровольцем на фронт. Младшие дети оставались дома с мамой.
Анастасия Ивановна вздохнула. Вздохнула о Васеньке: мальчишка ведь совсем, семнадцать только исполнилось, а уже на войне. И щуплый-то какой. И до войны был кожа и кости, а теперь ведать совсем отощал. Анастасия Ивановна вздохнула еще раз и стала заворачивать шоколадку.
Вася с открытыми глазами лежал в казарме на койке. Было далеко за полночь. Сегодня дневальный принес ему с почтой посылку. Вася сразу понял, что от мамы – подписана она была большими неровными, печатными буквами, непривыкшего к ручке человека. Внутри была шоколадка! Та самая – темно-коричневая плитка настоящего горького шоколада! Шоколадку Вася после отбоя съел, пополам со своим другом Валей. Валя теперь спал на соседней койке, а Вася думал о доме, о старшем брате, о маме, отце, братьях и сестрах. На душе было спокойно и светло. Он заснул улыбаясь. С этого дня тяжелые мысли больше не мучили его. Ему больше не виделись вражеские корабли, дым, взрывы. Теперь от твердо знал, что когда придет его черед идти в бой через разрывы вражеских зениток, он не отвернет.
